Итак, судя по тому, что Джерети расслабился в отсутствие телохранителей и если Элла правильно расшифровала признаки, Джек получил столь необходимую ему поддержку. И все благодаря Флисс.
Словно возражая ее мыслям, над ухом раздался голос Джека:
— И все благодаря тебе. — Джек остановил Эллу в холле и улыбнулся теплой обезоруживающей улыбкой.
Элла поморщилась, стараясь не поддаваться его обаянию. Безопаснее всего строить отношения с Джеком на чисто деловой основе.
— Это входит в обязанности Эйлин Эндрюс-Ватсон, — чопорно произнесла она.
Джек слегка нахмурился.
— Значит, уже не в обязанности Эллы Кигэн?
— Нет, Джек, Элла Кигэн больше не существует, разве ты забыл?
— Поскольку я как раз вижу перед собой упомянутую леди собственной персоной и еще более прекрасную, чем обычно, надеюсь, ты не будешь против, если я не соглашусь?
Элла пожала плечами.
— Воля твоя, Джек. Но тебе не кажется, что ты выбрал довольно опасную тему для публичного обсуждения?
— Боишься, Элла? На тебя это не похоже.
— Всего лишь проявляю здравый смысл, — возразила она. — Зачем рисковать, раскачивая лодку в такой момент? Джерети доволен благодаря Флисс, а Флисс счастлива греться в лучах твоего одобрения.
— Вряд ли, — возразил Джек. Он усмехнулся и, скрестив руки на груди, прислонился к стене. Голубые глаза смотрели насмешливо. — Я понимаю, к чему ты клонишь, но можешь не волноваться, мы одни и Флисс ничего не узнает, — заверил он ее с той же насмешкой в голосе.
— Джек, ты забываешь, что и стены имеют уши, все наши старания могут пойти прахом.
— Не понимаю почему?
— Ну как же, из-за Флисс. — Элла вымученно улыбнулась. — Представь себе красавицу в гневе. Что может быть большим позором для женщины, чем если ее обманывают в собственном доме? Не знаю, как ты выкрутишься, когда кругом полным-полно заинтересованных зрителей.
Элла попыталась пройти мимо него. Джек схватил ее за руку и заставил остановиться.
— Элла?
Она оглянулась. Он держал ее не крепко, но прикосновение кожи к коже жгло как раскаленное клеймо. Молочно-белая рука Эллы резко контрастировала по цвету с загорелой рукой Джека.
— Что, Джек?
— Я думал, мы с тобой друзья.
Элла фыркнула.
— С какой стати тебе взбрело такое в голову? Джек, ты мой наниматель, а я работник, вот и все.
— Лгунья!
Элла немного покраснела.
— Думай что хочешь, Джек.
— А если я попытаюсь доказать свою точку зрения? Если я прикоснусь к тебе, поцелую….
— Джек, друзья не целуются! — перебила Элла. — Друзья не навязываются друг другу, не переходят границы. Но если хочешь, что ж, давай, вперед. Не смею тебя останавливать, не отказывай себе в удовольствии.
— Элла, уж не хочешь ли ты сказать, что удовольствие не будет взаимным? — насмешливо спросил Джек. — Как будто ты не реагируешь, не отвечаешь на мои…
— Тебе ли об этом спрашивать? Даже рискуя еще более польстить твоему и без того непомерно раздутому самолюбию, скажу: ты красивый мужчина, и вполне естественно, что я была польщена твоим вниманием…
— Польщена? Польщена?! — Джек чуть не задохнулся от возмущения. — Бог мой, женщина, да ты меня хотела…
Элла стряхнула его руку и сказала ледяным тоном:
— Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое и дал возможность заняться работой, за которую сам же мне платишь.
— А если я откажусь?
— Дело хозяйское. Дом твой, и невеста тоже твоя. Если я посвящу всю округу в подробности наших отношений, разбираться тебе.
— Ты блефуешь, Элла.
— Неужели?
— Одно из двух: или ты блефуешь, или изменилась до неузнаваемости. — Внезапно он вскинул голову, словно его осенила какая-то мысль. — Ах, Элла, Элла. Что я наделал? — спросил он с мукой в голосе.
Поскольку список его прегрешений был длиной примерно в руку, Элла в первый момент растерялась, вся ее ненависть и злость куда-то испарились. Нет, не правда, в ее душе никогда не было ненависти к Джеку. Каким бы это ни казалось жалким и нелепым, но она всегда его любила и любит до сих пор, к добру или к худу.
Элла всмотрелась в лицо Джека и прочла на нем боль. Джек винил себя. Эллы, которую он знал раньше, больше не существовало, и уничтожил ее он сам. По крайней мере, так полагает Джек. Однако он ошибается: Элла, конечно, изменилась, но не в том смысле, в котором думает Джек. Она просто повзрослела, стала сильнее, научилась стоять на собственных ногах, но самое главное, наконец научилась принимать себя такой, как есть, со всеми достоинствами и недостатками.
Она избавилась от чувства вины, но не избавилась от любви к Джеку. Она не могла и помыслить причинить ему боль: Джек прав, это все пустые угрозы. Она блефовала.
— Джек?
— Что, Элла? — вежливо спросил он.
Элла увидела в его глазах страдание. Она оттолкнула его, причинила ему боль, и как истинный джентльмен Джек посторонился. Разделявшее их расстояние зияло как ущелье.
Дверь в гостиную распахнулась, но Джек, казалось, не слышал гула голосов, он не сделал попытки уйти. Небольшая армия официантов и горничных проворно сновала туда и обратно. Благодаря стараниям Кэти придраться было не к чему.
Наблюдая за Джеком, Элла почувствовала стеснение в груди, глаза вдруг защипало от слез. Почему ей хочется плакать? Из-за того, что она его любит? Или из-за того, что потеряла? А может быть, из-за того, что нечаянно или нарочно причинила ему боль? Бог знает, возможно, все эти причины имеют место, решила она, призывая на помощь чувство юмора. Впрочем, ситуация больше напоминает сцену из фарса «Кукушка в гнезде», нежели из комедии «Моя жена за соседней дверью». Элла здесь чужая, и если бы она с самого начала прислушалась к голосу разума, то оставила бы этот дом сразу же, как только поняла, кто его хозяин.